Тулку Ургьен Ринпоче - Блистательное величие. Истории из жизни великих мастеров медитации старого Тибета

• Название: Блистательное величие. Истории из жизни великих мастеров медитации старого Тибета
• Автор: Тулку Ургьен Ринпоче
• Издательство: Литагент 5 редакция
• Жанр: Зарубежная эзотерическая и религиозная литература
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-04-104762-7

Личные мемуары одного из величайших практиков и учителей тибетского буддизма Тулку Ургьена Ринпоче погружают в мир старого Тибета, где царят особые представления о человеческих возможностях, совершенно отличные от современных. В книге много поражающих воображение историй, связанных с легендарными мастерами медитации – друзьями, родственниками и знакомыми автора. Тон повествования пронизан искренностью и юмором, он отражает ту уютную и доверительную обстановку, в которой эти истории были рассказаны составителям этой книги, близким ученикам автора. Тулку Ургьен Ринпоче (1920–1996) признан буддистами разных традиций как выдающийся мастер тибетского буддизма. Он практиковал медитацию с четырехлетнего возраста и двадцать лет провел в затворничестве; он прославился как наставник, к которому обращались за помощью многие великие мастера школ кагью и нингма. Так, Тулку Ургьен Ринпоче был наставником и представителем Гьялва Кармапы Шестнадцатого, о чем также рассказывается в книге.

---

Самтен Гьяцо никогда не льстил другим, преувеличивая их достоинства. Он говорил откровенно, передавая всё именно так, как оно есть, ничего не прибавляя и не убавляя. Он никогда не обсуждал темы, которые могли кого-то задеть.

Мой гуру был абсолютно надёжен и честен во всех отношениях. Если он вам что-то обещал, то потом никогда не забывал. Вот такой он был человек – заслуживающий полного доверия. Он почти не болел, или, по крайней мере, я никогда не слышал от него жалоб, даже на головную боль или на какую-то ещё. А ещё он не строил планов дальше, чем на один день, и всегда выполнял свои задачи.

Самтен Гьяцо был предельно внимателен к своим повседневным делам, как духовным, так и светским. Например, давая посвящения, он никогда не пропускал ни одного слова или фразы. Он выполнял весь ритуал, от подготовки до заключительных строк, в состоянии истинной медитации, так что, едва зайдя в помещение, вы ощущали, что сейчас по-настоящему получите посвящение. Вот такой он был учитель.

Других людей пугала скрупулёзность Самтена Гьяцо, и, боясь, что не подойдут под его мерки, они часто считали себя неподготовленными для участия в ритуалах в его присутствии. Нельзя было допустить ни единой ошибки в приготовлении торма или упустить какую-то деталь в расположении мандалы на алтаре, поскольку было известно, что он не только это заметит, но и сочтёт неприемлемым. Едва ли вы нашли бы человека более дотошного – он во всём стремился к совершенству. Ламы-новички не осмеливались как-то выделяться, когда он руководил церемонией.

Самтен Гьяцо был так образован и опытен, так надёжен и неподражаем, что его сравнивали с Марпой, гуру-переводчиком, который принёс учения кагью из Индии.

Однако мой коренной учитель никогда не старался произвести впечатление, никогда не выставлял напоказ свои высокие духовные достижения в отличие от тех «йогинов» с неизменно отсутствующим и свирепым взором, к месту и не к месту изрекающих «глубокие истины» вроде: «В самсаре и нирване всё одинаково!» Что толку от таких выступлений?

Самтен Гьяцо путешествовал как самый простой человек. Он вёл образ жизни тайного йогина: не выставлял напоказ свои духовные достижения и никогда не вёл себя как важный лама. Он не благословлял людей наложением рук, не сидел на высоких тронах. Он даже не разрешал, чтобы ему кланялись: если кто-то пытался это сделать, он вскакивал и уходил. Он избегал участвовать в таких показных мероприятиях, как возведение внушительных храмов или открытие гигантских статуй. Он предпочитал быть незаметным: никогда не одевался в парчу, но носил простую одежду обычного монаха.

Если Самтен Гьяцо обладал особым постижением или необычными способностями, то он тщательно их скрывал. Кроме того, он не терпел, когда ему говорили о его достоинствах, – он пресекал такие попытки в самом начале. Например, если кто-то начинал говорить: «Ринпоче, вы такой учёный» или «Наверное, вы просветлённый», он тут же их отчитывал. Он никогда не говорил о своей исключительности ни единого слова. Никто не слышал от него: «Я обрёл такое-то свершение» или «У меня есть такие-то особые качества». Ни разу!

* * *

Ежедневной практикой Самтена Гьяцо были «Сердечная сущность Самантабхадры» и «Сердечная сущность Чецуна». Можно сказать, что эти учения были его сокровенной личной практикой. Как он сам говорил: «Познакомиться с такой практикой – это гарантия освобождения от сансары».

Также он глубоко любил учителей Лонгченпу и Джигме Лингпу. Он часто читал вслух «Семь сокровищниц» Лонгченпы, не в качестве передачи-лунг, а просто для самого себя, и читал медленно и мягким тоном. Куда бы он ни отправился, он всегда брал с собой один из этих семи томов, так что к концу года он заканчивал чтение всех семи томов. Через несколько лет он уже точно мог найти в этих «Сокровищницах» любую подробность. Иногда он комментировал: «Как чудесно! Какой удивительный учитель Лонгченпа! Как глубоки его слова!»

Чрезвычайно важной дядя Самтен Гьяцо считал тантру «Лотосная сущность». Он снова и снова передавал её людям и часто её объяснял.

Вероятно, именно поэтому первое, что я сделал, оказавшись в Непале, – заказал резные доски для её ксилографического издания. Иногда дядя благословлял вещества, читая эту тантру, а также две другие тантры, которые дают освобождение посредством слушания, соприкосновения или вкушения. Одна – это знаменитая тантра «Единственный сын будд», а другая – «Универсальная панацея». Потом он просил людей бросить их в большую реку, чтобы принести пользу всем существам, живущим там и в великом океане. Чокгьюр Лингпа открыл несколько таких тантр.

Однажды Самтен Гьяцо сказал мне: «У меня есть два текста, которые действительно могут приносить пользу другим. Один – это «Единственный сын будд», а второй – «Лотосная сущность», и в этом нет никаких сомнений!»

Такие заявления он делал исключительно редко.

* * *

Что касается его линии перерождений, Самтен Гьяцо был четвёртым тулку в высшей степени совершенного учителя Нгаванга Тринлэ из рода Цангсар[85]. В пятилетнем возрасте его отдали в монастырь Лачаб, где он находился вместе с Човангом Тулку, моим предыдущим воплощением, который стал его коренным гуру. Затем Самтена Гьяцо объявили Владыкой Дхармы этого монастыря. В юности он жил в Лачабе и в Крепостной Вершине, а позже стал жить в пещерах и затворничествах, меняя их одно за другим.

19. Крепостная Вершина – высокогорная обитель

Самтен Гьяцо получил монашеские обеты от Кармей Кхенпо. Вероятно, он также получил от Кармей Кхенпо указующие наставления и подтверждение прозрения, чем могла объясняться его необыкновенная вера в этого учителя – точно такая же, какую мой отец питал к своему коренному гуру, Сонтару Чончогу, а дядя Терсэй – к Шакье Шри. Позднее главным гуру Самтена Гьяцо стал Цеванг Норбу, а за ним и многие другие великие учителя, жившие в Кхаме[86].

Мой дядя Санг-Нгак и, как ни странно, его собственная мать Кончог Палдрон – оба считали Самтена Гьяцо своим коренным гуру. Мой отец тоже глубоко верил в Самтена Гьяцо, и каждый раз, когда мы посещали Крепостную Вершину, он спешивался, когда обители ещё не было видно, и кланялся двадцать – тридцать раз.

* * *

Я слышал чудесную историю об одном из прежних воплощений Самтена Гьяцо, которого звали Нгактрин из Аргонга. В нём признали тулку, когда он был совсем маленьким ребёнком, и забрали в Лачаб, монастырь его предшественника. Однажды, лет в восемь, он забавлялся с друзьями обычными детскими играми. Один старый гонла – лама, ответственный за песнопения для охранителей, – бил в барабан и пел, окружённый носившейся около него шумной ватагой.

– Ты воплощённый лама, – вдруг стал упрекать юного Нгактрина гонла. – Не веди себя так. Тулку должен быть благородным мальчиком, а ты – негодный шалопай! Зачем ты это делаешь! Какая от этого польза? Слушай: не отвлекайся, не отвлекайся!

– Что это значит? – спросил маленький тулку. – Что значит «не отвлекайся»?

– Не дай своему уму заблудиться, – ответил старый лама, – вот что это значит!

– А как это, не отвлекаться?

– Наблюдай за собой. Наблюдай за своим умом!

Едва услышав слова «не блуждай, наблюдай за своим умом», мальчик сразу же осознал природу ума. Несмотря на то что за свою жизнь он встретил немало великих учителей, он всегда говорил, что его прозрение случилось в детстве.

* * *

Позже Нгактрин отправился в Дерге, в монастырь Палпунг, где удалился в традиционное трёхлетнее затворничество. Когда он прошёл это затворничество во второй раз, его назначили ретритным учителем. Там он достиг невероятно высокого уровня практики.

Главой монастыря тогда был великий учитель Ситу Пема Нингдже. На старости лет брови у Ситу нависали над глазами, мешая ему смотреть. Когда надо было что-то прочитать, ему приходилось пальцами приподнимать брови. За исключением таких случаев, глаза у него были постоянно прикрыты или закрыты.

Только осенью Ситу открывал глаза и смотрел в окно, в основном затем, чтобы любоваться рододендроном, расцветавшим в ту пору на горе напротив Палпунга. «А! Рододендрон в полном цвету!» – бывало, восклицал он. Но, когда он совсем состарился, глаза у него вовсе перестали открываться.

Однажды Чокгьюр Лингпа впервые посетил Палпунг. Ситу доложили: «Приехал человек, который называет себя Чокгьюром Лингпой. Это тот самый тертон Кьясу из Нангчена, о котором мы уже слышали»[87].

Ситу не стал бы верить в любого тертона, которому случилось проезжать мимо. На самом деле на Ситу не произвёл решительно никакого впечатления другой недавно посетивший его тертон, о котором он заметил: «Ну-ну! Этот парень объявляет себя открывателем кладов, но сдаётся мне, что титул ему нужен просто как предлог, чтобы жить с женщиной. Единственное, что ему хорошо удаётся, так это позорить Лотосорождённого».