Тулку Ургьен Ринпоче - Блистательное величие. Истории из жизни великих мастеров медитации старого Тибета

• Название: Блистательное величие. Истории из жизни великих мастеров медитации старого Тибета
• Автор: Тулку Ургьен Ринпоче
• Издательство: Литагент 5 редакция
• Жанр: Зарубежная эзотерическая и религиозная литература
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-04-104762-7

Личные мемуары одного из величайших практиков и учителей тибетского буддизма Тулку Ургьена Ринпоче погружают в мир старого Тибета, где царят особые представления о человеческих возможностях, совершенно отличные от современных. В книге много поражающих воображение историй, связанных с легендарными мастерами медитации – друзьями, родственниками и знакомыми автора. Тон повествования пронизан искренностью и юмором, он отражает ту уютную и доверительную обстановку, в которой эти истории были рассказаны составителям этой книги, близким ученикам автора. Тулку Ургьен Ринпоче (1920–1996) признан буддистами разных традиций как выдающийся мастер тибетского буддизма. Он практиковал медитацию с четырехлетнего возраста и двадцать лет провел в затворничестве; он прославился как наставник, к которому обращались за помощью многие великие мастера школ кагью и нингма. Так, Тулку Ургьен Ринпоче был наставником и представителем Гьялва Кармапы Шестнадцатого, о чем также рассказывается в книге.

---

Однако Чокгьюру Лингпе Ситу всё-таки несколько доверял, а потому стал готовиться к встрече с ним. Тем не менее он позвал ламу Нгактрина, сказав: «Я слышал, что вам снятся вещие сны благодаря твоей практике „Шести учений“ Наропы.

Этот тертон из рода Кьясу называет себя посланцем Падмасамбхавы и объявляет великим открывателем кладов. Но я не верю никому, кто претендует на звание тертона. Поскольку наш монастырь приготовился принять его завтра как высокую персону, отметьте, что приснится вам сегодня ночью, чтобы получить знаки, которые могли бы подтвердить его притязания. Расскажите мне обо всех видениях или ощущениях, которые у вас будут».

Нгактрин был замечательным практиком и многого достиг, выполняя затворничество. Во сне, который он увидел в ту ночь, он получил пророчество, подтверждающее, что Чокгьюр Лингпа – действительно подлинный тертон. Услышав рассказ об этом сне, Ситу был обрадован и приятно удивлён.

«Ха-ха-ха! – шутил он. – Чокгьюр Лингпа, наверное, и впрямь тертон, если, конечно, на ваши сны можно положиться».

* * *

Прибыв, Чокгьюр Лингпа сказал Ситу:

– Вы – один из посланцев Падмасамбхавы. Лотосорождённый Гуру повелел лично мне дать вам учение «Кинжал семеричной глубины», чтобы защитить от препятствий к вашей долгой жизни.

– Неужели? – ответил Ситу. – Я слишком стар, чтобы самому произносить все слова этого учения. Пока вы будете это делать, я понаблюдаю за знаками.

По традиции, в завершение практики ищут знаки её успешности и благословения.

Затем Ситу предоставил тертону возможность провести строгое месячное затворничество для практики «Кинжала семеричной глубины».

По окончании этого месяца слуги Ситу собрались принести ему освящённые Чокгьюром Лингпой предметы.

«Нет, тертон должен сам прийти и дать мне посвящение, – настоял Ситу. – Мне не поможет, если он просто пошлёт мне эти освящённые предметы: тайная Ваджраяна – это не вещь, которую просто ставят кому-то на голову. Позовите самого тертона!»

Так, закончив практику, этот неизвестный тертон дал Ситу, самому почитаемому к востоку от Лхасы ламе линии карма-кагью, посвящение «Кинжала семеричной глубины».

* * *

Вот ещё одна из услышанных мною историй, в которой рассказывается о ламе Нгактрине, предыдущем перерождении Самтена Гьяцо.

Зимы в Восточном Тибете такие холодные, что ручьи от тающего под солнечными лучами снега замерзают на ходу, отчего получаются широкие ледяные барьеры иногда с трёхэтажный дом высотой. Иногда они преграждают крутые горные тропы, и передвижение становится невозможным. Но, как бы ни было холодно, сколько бы снега ни выпало, на крыше ламы Нгактрина никогда не было снега – он таял от его туммо, йогической практики внутреннего жара.

Однажды Нгактрин получил известие, что на другой стороне горного перевала умер один из его главных благотворителей. На дороге, ведущей туда, разлилась, а потом замёрзла река, так что огромная ледяная преграда поднялась на высоту двух- или трёхэтажного дома. Пройти через неё не было никакой возможности.

Гораздо более длинным путём, но до ламы Нгактрина дошла просьба прибыть и сделать для умершего покровителя ритуал пхова, перенос сознания. Нгактрин, не колеблясь, тут же ответил: «Иду!»[88]

Слуги пытались его отговорить, увещевая:

– Как же вы пойдёте? Хотите погибнуть в ледяной воде? А если вам придётся обходить ледяную преграду, вам потребуется два-три дня. Как вы, пожилой лама, туда пойдёте? Это невозможно – забудьте об этом.

Но Нгактрин сказал:

– Нет, было бы неправильно не пойти. Он был моим покровителем. Если я к нему не пойду, это будет тяжким нарушением самайи. Я отправлюсь завтра утром, несмотря ни на что!

Слуги неохотно повиновались, с унынием думая о предстоящем обходном пути, длинном и опасном. Однако Нгактрин заверил их, что этого делать не придётся.

На следующий день ранним и ясным утром он сказал слугам:

– Сегодня ночью я расчистил дорогу.

И верно: весь лёд на горном перевале растаял. Нигде не было ни снежинки, и можно было спокойно отправляться в путь. Удивлённым слугам Нгактрин сказал просто:

– Ночью я немного практиковал туммо, и всё растаяло.

* * *

Хотя Самтена Гьяцо назначили главой монастыря Лачаб, он жаждал жизни «йогина истинной простоты». Поэтому в один прекрасный день он отказался от должности управляющего монастырём, а также от всех своих официальных обязанностей и ушёл жить в пещеру.

Его единственным желанием было медитировать, ведя простую жизнь отшельника, где нет ни помпезности и церемоний, окружающих важного ламу, ни обязанности быть в распоряжении благотворителей. Поскольку он был главным тулку монастыря, никто не считал себя вправе противиться его желанию, а потому им пришлось согласиться с его решением. Он был бы вполне доволен такой жизнью, но вышло по-другому.

В конце концов Самтен Гьяцо отправился в монастырь Цикей, чтобы учиться у Кармей Кхенпо. С годами Самтен Гьяцо стал бесценным хранителем и защитником всех терма Чокгьюра Лингпы. Из четырёх братьев – и все они были тулку – именно он сослужил самую важную службу для «Новых сокровищ», даже большую, чем два прямых перерождения тертона.

* * *

Вот как развивалась эта деятельность на благо Дхармы. Прямой потомок самого тертона Самтен Гьяцо высоко ценил «Новые сокровища», а потому посвятил себя поискам всех этих текстов, которые только можно было найти. На самом деле, кроме медитации, это было его единственное занятие в молодые годы.

Даже когда он жил как йогин в различных пещерах, поблизости от него всегда были четыре-пять личных копировальщиков, в задачу которых входило переписывание всех сорока томов. Потом он проверял эти рукописные тексты, чтобы обеспечить их абсолютную точность. Я видел их – они поразительны![89]

Благодаря своим упорным поискам полного собрания «Новых сокровищ» Самтен Гьяцо получил и все их посвящения, передачи-лунг и наставления. Большей частью он получил их от Цеванга Норбу, сына тертона, – словно драгоценный сосуд, до краёв наполненный из точно такого же сосуда, – но также он получил и все те учения, которыми владел Кармей Кхенпо.

Главным предметом интереса Самтена Гьяцо – можно сказать, его тайной страстью – были тексты Дхармы. Он увлечённо собирал не только «Новые сокровища», но и всё, что считал важным. Его библиотека, очень большая по нангченским меркам, так разрослась, что заполнила бы весь храмовый зал в моём теперешнем месте – Наги-гомпе. Перевезти её можно было только на ста навьюченных до предела яках.

Его готовность переносить любые трудности в своих поисках редких текстов была общеизвестна. Он выискивал их где только можно. Если его приглашали в чей-то дом провести церемонию, то, прежде чем её начать, он внимательно осматривал каждую обёрнутую в ткань книгу, хранившуюся в храмовом помещении. На изучение всей хозяйской библиотеки уходило много времени, если она насчитывала томов двести. Он настаивал, чтобы каждую книгу разворачивали, потому что внутри часто оказывалось много текстов, а не один. Его не беспокоило, что на это, бывало, уходил целый день.

Мой учитель не только чрезвычайно любил книги, он заботился о том, чтобы их красиво и точно переписывали. В противном случае он возвращал книгу копировальщику: «Можешь оставить её себе, мне она не нужна. Я хочу правильную».

И он не ограничивался собиранием книг: у него было огромное собрание прекрасных ритуальных предметов. Если для проведения какого-то ритуала чего-то не хватало, он заказывал мастеру изготовить этот предмет и всегда по наилучшим образцам.

Если бы не разрушение, вызванное коммунистическим вторжением, эти замечательные рукописи и ритуальные предметы существовали и поныне – но все они утрачены.

* * *

Незадолго до того, как Самтен Гьяцо умер, я провёл с ним много вечеров. Обычно он лежал на своей кровати, а я спал рядом на полу. Однажды вечером во время нашей беседы Самтен Гьяцо впервые заговорил о своей сокровенной реализации.

«У меня не было особых переживаний, – сказал он мне, – но с годами моя вера в истинность Дхармы росла. Теперь я верю в истину трёх кай. Когда мне было восемь лет, я узнал природу ума и с тех пор никогда от неё не отвлекался. Конечно, моё усердие не всегда было одинаковым, и иногда я отвлекался, но большей частью придерживался практики естественного состояния ума».

Такое я слышал от него только однажды. Кроме этого случая, он никогда не обсуждал столь личные вещи.

* * *

В тот же самый вечер он рассказал мне о своих отношениях с Кхакьябом Дордже и Цевангом Норбу, а также с другими своими учителями. Вот одна из таких историй.

Когда Цеванг Норбу давал посвящения «Сокровищницы драгоценных терма» в монастыре Ривоче, все крупные ламы и кхенпо вечерами собирались на ужин и беседу. Чаще всего это непринуждённое собрание происходило в личной комнате Цеванга Норбу, которая обычно служила кабинетом главного ламы. Каждый вечер эта комната была набита битком, и люди могли попросить любых наставлений, прояснить любые свои сомнения и получить ответы на вопросы, которые могли возникнуть у них в ходе их практики медитации.